Ряд случайных чисел [СИ] - Елена Павлова

— Я тебе никогда не рассказывала, почему Мастер Корнэль ушел из Руки? — Донни помотал головой, ему было глубоко плевать. Он был там, на поляне, он все еще был там, рядом с телом, которое он знал, как свое, лучше, чем свое — и которое превратилось вдруг в нелепый бурдюк переломанных костей и крови — и умирал вместе с ним, умирал снова и снова. Лья сидела с ногами на подоконнике, обхватив руками колени, и смотрела в окно на сад, засыпанный первым снегом. — Последним Мизинцем у нас была девочка, хороший такой человечек. Я сразу на поднятие подала — объяснять не надо? И получила, с печатями, все дела. Большой у нас скотина был: нет, чтобы в казарме ее оставить — он ее с нами таскал — пусть, мол, учится, раз хочет. Чему она там научится, пигалица человеческая! Ну и допрыгались. В бою у нас ее украли, тупо уволокли в портал — и закрылись, и все. Так вот, когда Мастер понял, что ее просто собираются списать в расход, он отметелил Большого и Среднего, взял за жопу серого и заставил ее искать. И нашел. Только поздно. Ты же знаешь, если тело остыло — это все, только в зомби — а нафига? Так что, я примерно представляю, что ты чувствуешь, очень примерно — но представляю. Только, видишь ли, у меня Рука дерьмовая была, на меня тогда рапорт подали на нарушение субординации, я плюнула и ушла. А у тебя-то не так! У тебя отличная Рука. Ты своим ребятам нужен, тем более теперь! Я знаю, ты берег их ради Лайма — так побереги их теперь ради самого себя! Ты — их опора и защита, хоть они об этом и не догадываются. Так что страдать — страдай, но, будь любезен, возьми себя в руки. Все равно кроме прошедшего времени лекарства от этого нет. Я не думаю, что твоим ребятам сейчас сильно лучше, чем тебе. Я видела вашего эльфеныша, он хлипкий, как бы не сломался. Ты же знаешь, я такие вещи чувствую — он тоже его любил, только как отца. А дальше всего два слова: живой и эльф. Я не знаю, кому из вас сейчас хуже.

Лья теперь точно знала две вещи. Во-первых, эльфийский эгоизм от поднятия никуда не девается. А во-вторых — вампиры плачут. И еще как! Еле успокоила.

Через два дня после похорон Квали зарегистрировали Большим по представлению трех Пальцев. Перед этим он целый день ворчал, что именно конфигурацию из трех пальцев им и покажут: в Руке без году неделя, по возрасту — младше всех. Но все произошло очень легко и буднично. Три заявления, согласие Квали, печать Утверждения — все. В Мизинцы взяли из Резерва сорокалетнего мужика, понадеявшись на то, что обучать не придется — сил на это не было. Так и вышло.

Большой из Квали вышел хороший. Двадцать три года в Мизинцах не прошли даром, он многому научился, уже знал — что и как. Личность Большого сильно влияет на облик всей Руки в целом. По-отечески, как у Лайма, у него не получилось бы — да он и не пытался. Вместо семейственности, «домашности», он привнес придворный шарм и галантность, некую легкость, обманчиво похожую на легкомыслие. Но при этом он оказался отличным тактиком и стратегом, кроме того, он так в них верил, что всем хотелось это доверие оправдать.

Санни смерть Лайма сразу состарила. Он прослужил еще полтора года и ушел в отставку, раздарив на память большую часть своих рисунков. Провожали его долго, дня три, под конец начисто забыли, по какому поводу пьянка, и очень удивились и расстроились, когда он вдруг решительно объявил, что уходит, и ушел. Ну, уполз…

Дон с виду вполне оправился. Браслет из волос он носил не на руке, а на груди, в специальном кармашке — боялся потерять. Со временем у него появилась привычка прижимать к груди руку жестом человека с больным сердцем. Сам он ее не замечал, остальные деликатно молчали.

На должность мага взяли двадцатилетнего выпускника, рекомендованного Руке самим Санни. Звали его Роган дэ Дрет. Несмотря на молодость, он оказался весьма знающим, а «прирос» на удивление легко и быстро. На Санни он был похож поразительно, даже манера разговора была похожа чрезвычайно, что, конечно, наводило на размышления…

Примерно тогда же Квали познакомился с Птахх. Мама настояла на его присутствии на приеме «в честь чего-то там». Обычно ему удавалось отвертеться — но не в этот раз. Единственное, что удалось — отстоять форменные брюки вместо полупрозрачных штанцов, в которые мама попыталась его нарядить.

— Ну почему? — расстроилась мама. — У тебя такие ножки стройные, длинненькие! Тебе так идет! И это так модно! Почему ты не хочешь, сыночка? И туника с черными брюками мрачновато смотрится. Может, розовенькую наденешь?

Вот вечно она так! Квали давно подозревал, что вторым ребенком мамочка хотела девочку, но что-то не так пошло, а он всю жизнь за это «не так» расплачивается! Отец, по обыкновению, с матерью не спорил, только насмешливо блестел глазами. Вредный! Не мог же «сыночка» объяснить мамочке, что девицы во вчерашнем борделе были одеты как раз вот в такие модные полупрозрачные!.. Нда-а… Еще бы платьице предложила! Да, ладно. Брюки отстоял — и слава Жнецу, а что там на плечах — пофиг, хоть бы и голый. Как Дон говорит, чхал он на это. Но какая скука, Жнец Великий! И Дэрри нет, как назло! Уж братец бы придумал, как развлечься! Как он тогда бабочек в волосах на-райе в гусениц превратил — визгу было!

Квали подпирал спиной ствол-колонну и с тоской смотрел на танцующих. Да, наверно, это выглядит красиво. Если в первый раз. Ну, в двадцать первый. Но ему-то все это наскучило задолго до совершеннолетия! Больше всего зал напоминал ему вольер с птичками в Королевском зоопарке. Ярко, сумбурно, шумно… Ага, и пахнет соответственно… Или кипящий суп. Протухший… Он выпил пару бокалов, сгрыз что-то этакое невообразимое — изыск из королевской кухни, и готов был выть со скуки — мамочка, за что ты меня так? Скажите, кто-нибудь, что я здесь делаю? А-а-а!

— Будь любезна, улыбайся! — услышал он вдруг яростный шепот с другой стороны колонны. — Не заставляй меня краснеть за тебя! Я не для того выпросила приглашение во Дворец, чтобы ты тут ходила с кислой миной! Улыбайся, ну!

Он осторожно выглянул — и напоролся на полный гнева и отчаянья взгляд. На лице крохотной даже по эльфийским меркам эльфочки в истерично-желтом платье была растянута — как приклеена — фальшивая улыбка, глаза же горели мрачным упорством. Более массивная на-райе с нарумяненными ушами, видимо — ее мать, продолжала ей что-то выговаривать, но Квали уже не слушал. Как это было знакомо! Улыбнись вот тому, поклонись этому, мы не должны портить с этим на-райе отношения, это дипломатия, сыночка, его прадед Старейшина ле Скайн, понимаешь? Корона не может ссориться с ле Скайн, и так далее и тому подобное… А девочку-то выручать надо! Квали знал, что некрасив на эльфийский вкус. Это с точки зрения людей все эльфы прекрасны. Люди называли их Преображающимися, фэйери, сияющими. Да, влюбившись, эльф действительно преображался, волосы начинали сиять радужными искрами, а если учесть, что некоторые отпускали шевелюру до колен — зрелище, действительно, было феерическое. Квали обрезал свои выше плеч, черты лица у него были слишком резкие и острые, плечи широковаты, да еще и накачанные мускулы от постоянных тренировок — а это уж совсем не приветствовалось. Вот Дэрри, старший брат, тот — да, соответствует, так и где тот Дэрри? Зараза, удалось как-то отмазаться, а Квали тут отдувайся! Эх! Но девочку жалко… С другой стороны, он же не в женихи навязывается!